Счастье Анна Сергеевна Аксёнова Рассказ из сборника «Ясные звёзды». Анна Сергеевна Аксёнова Счастье — Счастливец этот Колька, — сказал Генка. — Подумаешь, счастье — велосипед, — отозвался Витя, — если б „Москвич“ был. — Сказал тоже — „Москвич“. Не-е, мне бы такой велосипедик, я бы показал. В самом деле, как это получается: вот он, Генка, умеет кататься, а Колька даже садиться не умеет — с крыльца отталкивается, и ему такое счастье. Вечером Генка долго топтался по комнате, не находя себе места. — Ты чего? с усмешкой спросил отец. — Выкладывай, не стесняйся. — Да не-е, я так, — сказал Генка и тут же спросил: — У тебя, пап, денег много? — Денег? А тебе на что? — удивился отец. — Ну, чего мы с этой получки покупать будем? — Что? — отец задумался. — Матери платье надо хорошее. Знаешь, такое что-нибудь модное. Генка вздохнул. Конечно, платье надо: женщины такой народ — любят наряжаться. А чем их мать хуже других? — А в следующую получку? — Ты не финти, брат, говори, что надумал. — Да я так… Знаешь, пап, у Кольки велосипед, а он и кататься не умеет. Просто смех. Медведи в цирке и то вон выучились, а он все никак. — Научится, — сказал отец и взялся за газету. Ну, как тут скажешь, если он сам не догадывается. Генка покрутился еще и, выждав, когда отец перевернул газету, позвал: — Пап! — Вот что, — строго посмотрел отец, — ты знаешь, я не люблю, когда хвостом крутят. Говори, что надо, или иди займись делом. Что ж, раз сам спрашивает, тогда… — Если ты, папа, премию получишь, купишь мне велосипед? — Премию? А если не получу? Ладно, поговорим с матерью — может, придумаем что. — Ты, пап, не думай, у меня шесть рублей есть… Дни наполнились ожиданием. Отец не любил, когда ему напоминали об одном и том же, но и слов на ветер он зря не бросал — приходилось терпеть. А дни, как нарочно, теплые, длинные, только и кататься. Так, смотришь, и лето пройдет. Тут еще Колька перед глазами маячит, даже и не катается, так просто стоит со своим велосипедом: мол, захочу — сяду и поеду. Просить у него велосипед Генка не хотел. Он знал, что этот жадина нипочем не даст. Вот у Козловых дачница была — это да! Все на ее велосипеде выучились. Хорошая девчонка. И все знала не хуже мальчишки. Первая придумала ночью ракету смотреть. Вот потеха! Кто ни посмотрит в бинокль — кричит: „Вижу, вижу!“ А потом оказалось, что вовсе и не на луну надо было смотреть. Вспомнив про бинокль, Генка решил, что не худо бы принести его на всякий случай. У Кольки бинокля не было… мало ли что. Он быстро сбегал домой и притащил бинокль. Посмотрел, где Колька, и полез на голубятню. Генка стоял там, как капитан на мостике своего корабля, и осматривал морск… то есть осматривал окрестности своего поселка. Собственно говоря, бинокль-то он держал над глазами, а сам внимательно наблюдал за Колькой. И когда тот, вихляя на своем велосипеде, подъехал, Генка закричал: — Витька-а! Вить!.. — И с досадой, так, чтобы услышал Колька, ругнулся: — Вот, дьявол побери, кажется, совсем рядом, а не слышит. Витька, конечно, и не мог слышать, потому что, наверное, сидел у себя дома, зато Колька, упершись ногой в крыльцо, остановился под голубятней. Клюнуло. На счастье, в небе приглушенно зарокотал самолет. Генка задрал бинокль. — ТУ, честное слово, ТУ, — радостно закричал он. — Даже летчика видать. — Ври-ка больше, — отозвался снизу Колька. — А тебе чего надо? — словно только что заметил его Генка. — Чего суешься? — Дай посмотреть разочек, — попросил Колька. — Хитренький какой нашелся, ты будешь смотреть, а я что? Колька подумал. — А я тебе немножко велосипед дам. — До шлагбаума? — слишком поспешно спросил Генка. — Ишь чего захотел… — Как хочешь, — Генка снова вскинул бинокль. Эх, зачем было до шлагбаума просить… — Ну, ладно, давай бинокль, — согласился, наконец, Колька. — Только, смотри, туда и живо обратно. — Сказано — все. Что ты, не знаешь меня? — ответил довольный Генка и сел на велосипед. Неслышно крутились педали, невесомый руль поворачивал вправо, влево — стоило на него только посмотреть. Генка снял руки с руля, и велосипед понес его по дороге. До чего ж хорошо! Ерошит волосы прохладный ветерок. Пыльные одуванчики бегут по обочине. Вот так бы — руки в карманы — и ехать вокруг света. Куда тут уедешь… Колька небось смотрит за ним в бинокль, трясется. Пусть потрясется, недолго уже. Маленькая будка у шлагбаума летела навстречу. Вот сейчас Витька посмотрит — что он скажет? А то „подумаешь — велосипед“! Хорошо только, если матери его нет, а то закричит, что кур пугаю, прогонит. И словно накликал на свою голову: из будки выбежала растрепанная женщина с красным, заплаканным лицом. — Ой, помогите, люди добрые, — неожиданно заголосила она. — Помирает, совсем помирает! „Чего это она? Кто помирает?” — не сразу понял Генка, и вдруг… Витька? Не может быть… здоров ведь бегал. — Теть, — пугаясь, заорал он, — чего у вас там? — Ой, сыночек, доктора, скорей доктора, доченька помирает! „Какая доченька? А-а, чумазенькая, она…” Генка вдавил ногу в педаль, и велосипед рванул. Скорее обратно! Там за поселком больница. Только бы успеть… не может такая маленькая… даже забыл про нее… грядки с морковкой вытоптала — нашлепали… лежит теперь, помирает… Сипел над головой ветер, в лицо толкал упругий воздух, а Генка жал, жал, жал педали. Поселок. Мелькнуло Колькино лицо с вытаращенными глазами. — … да ты!..маешь! — донеслось до Генки. И правда, сломаешь так… плевать… маленькая… косички торчали… только бы доктор был… разве дадут помереть… не-е… укол там или еще что, и все… и не помрет. Кто это?.. Витька бежит… Ничего, я раньше, я быстро. У горки он соскочил и, подталкивая велосипед, тяжело побежал рядом. Ноги-то как свело! Разомнутся. Вот испить бы, горло пересохло, аж трескается. Речка под боком… Пока туда, обратно… Надо носом дышать. Еще глубже. Ох, и будет от Кольки… Теперь не даст… Раз, раз, раз, раз — крутятся педали. Что это щелкает? Не сломать бы. Ничего, уже близко. Он свернул к белому зданию и круто тормознул у крыльца. Острая боль хлестнула по ноге. Велосипед вильнул и врезался в стену дома. Что? Ладно, потом. Генка взбежал на крыльцо и ворвался в приемную. Врач быстро складывал блестящие инструменты в чемоданчик. Металась сестра. Генка стоял, смотрел и чувствовал, как горит у него лоб. Он потрогал — под рукой разбухла шишка. „Здорово меня. Это об стену”. И вдруг перед глазами встал искореженный, с оборванной цепью и согнутым колесом велосипед. „Батюшки”, — ахнул про себя Генка и выскочил на улицу. Ну да, велосипед такой и лежал — жалкая, никому не нужная развалина. Это он слишком нажал на тормоз, лопнула цепь… Что же теперь? Что же теперь будет? Генка постоял, словно ожидая, что вот сейчас он проснется и увидит, что велосипед стоит, прислонившись к стене, совсем такой, как час назад дома, у голубятни. Но велосипед все лежал, подогнув колесо, и руль у него был безжизненно обмякший… Тогда Генка взвалил велосипед, через плечо и потащился домой. Что-то будет? Он-то, дурак, радовался — солнышко, одуванчики… А теперь… придется Кольке велосипед покупать. Хотели ему, а теперь Кольке… Так и надо… загнал велосипед… И чего помчался, видел же, что Витька бежит. Подумаешь, полчаса раньше, полчаса позже. Тетка эта всегда панику разводит, может, ничего такого и нет. А может, все равно помрет чумазенькая… Ну конечно, помрет! У кого другого не померла бы, а у него обязательно помрет. Несчастный он, несчастный человек, ни в чем ему не везет. И ноги, как соломины, гнутся… Уже темнело, когда Генка приплелся домой. Дверь открыл встревоженный отец. Он сразу увидел велосипед и пылающую шишку. — Так. С подарком, значит. Спасибо. Ну, что у него за отец? Взял бы ремень, отстегал, как хорошо было бы нареветься. А так даже слезы не идут, распирает в груди, впору завыть… Зачерпнув холодной воды из ведра, Генка смочил полотенце и положил на лоб. И только лег на кровать, как сразу она поплыла куда-то, поплыла… Он проснулся и все вспомнил. Как избитое, болело тело. Вот и кончено все. Не видать ему велосипеда. Отец теперь на Генку и смотреть не будет, даром что воскресенье. Колька еще… Заноет, проходу не даст. Генка встал, тихонечко умылся и робко отворил дверь в комнату. — Вот он, — сказал отец. Из-за стола поднялся худой горбоносый мужчина. — Ну, сынок, спасибо тебе, вот какое спасибо. И мужчина вдруг в пояс поклонился Генке. Генка ошалело уставился на него. „Это же Витькин отец, — вдруг узнал Генка, — значит, девчонка…” — Жива! — вскрикнул он. — Минутка в минутку успели. Спасибо, сынок, — еще раз повторил мужчина. Губы Генки поплыли в неудержимой улыбке. — Ну вот, — сказал он, — ну вот видите, вот и хорошо… — Я тебе тут гостинца принес, — мужчина наклонился и вытащил из-под стула корзину с красной светящейся смородиной. — Своя собственная. Бери, бери, сынок, не обижайся. Генка отступил. — Возьми, — сказал и отец, — когда от чистого сердца — надо брать. Витькин отец ушел. Генка следил в окно, как он сошел с крыльца, медленно, сутулясь, пошел по дороге. На минутку почудилось, что никого больше в мире нет — только дорога и один-единственный человек на ней… Но тут же из соседнего дома выбежала девушка с ведрами, проехал грузовик с белозубыми парнями. Большая теплая рука — рука отца — легла на плечо. — А велосипед, может, еще починим тебе. Попробуем.